Экстрим - Страница 37

Тишина и полное отсутствие людей угнетали Терезу, давили ей на психику. Она понимала, что выпила слишком много, и рассеянно думала, не отнести ли этот последний стакан к себе в номер, чтобы допить его перед сном. Возвращаясь после неудачного эксперимента с автоматом к себе на место, она заметно покачивалась и в конце концов сшибла один из столиков набок. Грохот упавшего столика заставил ее остановиться; она подумала и медленно, осторожно, с величайшим тщанием вернула его в прежнее положение.

Лишь только Тереза села, как стало вдруг очень светло, словно бар был сценой и где-то включили огни рампы. Она повернулась к окнам и с удивлением увидела, что в них льется яркий свет, несомненно — дневной. Объяснение могло быть только одно: в какой-то момент она отключилась и вот так вот, сидя на табурете, проспала до следующего дня и никто почему-то ее не разбудил.

Тереза уперлась ногой в пол и начала было вставать, чтобы вернуться к себе в номер, но в этот момент сзади послышалось какое-то движение, и она поняла, что кто-то вошел в бар из коридора за стойкой. Она резко обернулась и увидела седого, очень пожилого мужчину с тонким породистым лицом. Его большие, пронзительно-голубые глаза смотрели мимо нее, в сторону одного из окон. В руке у мужчины была кухонная тряпка, он положил ее на стойку и сделал шаг в сторону, продолжая озабоченно смотреть в окно.

Затем он повернулся к ведущей в коридор двери и громко крикнул кому-то невидимому:

— Майк! Ты там?

Ответа не было. Мужчина поднял откидную доску, вышел из-за стойки и торопливо направился к двери, выходящей на Истбурн-роуд; доска со стуком упала на место.

Только теперь Тереза заметила, что в баре есть кроме нее и другие клиенты. Четверо, и все мужчины. Один из них сидел за столиком с пивной кружкой у рта, а трое стояли у окон и на что-то смотрели. Музыкальный автомат пел голосом Элтона Джона.

С улицы донеслось несколько отрывистых хлопков. Пожилой мужчина, почти уже дошедший до двери, резко пригнул голову.

А потом оглянулся на стойку и крикнул:

— Майк! Там на улице кто-то стреляет.

После чего, как это ни странно, он подошел к двери, открыл ее и вышел наружу. Четверо остальных прилипли к окнам, они тянули шеи и вставали на цыпочки, что-то высматривая сквозь прозрачные половинки стекол.

Тереза не могла уже понять, явь это или бред; она стояла рядом со своей табуреткой, судорожно вцепившись в холодную гладкую стойку. Дверь за стойкой открылась, и в бар торопливо вошла пожилая, но все еще подтянутая и красивая женщина.

— Джим? — Женщина посмотрела на Терезу, ближайшую к ней. — Джим меня звал?

— А Джим это…

— Он вышел наружу! — крикнул один из стоявших у окна. — Там какой-то придурок хулиганит с автоматом!

— Джим!!!

Рывком отбросив откидную доску, женщина выбежала в зал, и в этот момент одно из стекол буквально взорвалось, хлестнув во все стороны бритвенно-острыми осколками. Все четверо клиентов бросились на пол, рядом с одним из них расползалась лужица крови. Как видно, осколки стекла поранили и женщину, она на мгновение остановилась, прижала ладони к лицу, а затем пригнулась и продолжила свой путь к наружной двери. Между ее пальцами сочилась кровь. Женщина распахнула дверь и бессильно оперлась о косяк, Тереза думала, что сейчас она упадет, но этого не случилось. Ее фигура была черным силуэтом в снопе хлынувшего с улицы света. В бар вбежала другая женщина, помладше; по дороге она чуть не сбила с ног пожилую, продолжавшую цепляться за косяк. Затем прогремела еще одна очередь, пули оторвали пожилую женщину от двери и швырнули спиной на пол.

Дневной свет померк так же внезапно, как и возник, и Тереза снова была в баре одна. Голая лампа над головой, темнота за окнами, гнетущая тишина и ни души, все по-прежнему. Сколько прошло времени? Неуловимое мгновение? секунды? минуты? Как долго все это продолжалось? Она стояла там же, где и тогда, когда с грохотом взорвалось стекло, рядом со своим табуретом, ее вытянутая рука все так же цеплялась за стойку.

Музыкальный автомат молчит, откидная доска поднята, как оставила ее, выбегая из-за стойки, седая женщина. Была ли она поднята раньше, когда за стойкой стоял Ник? Вроде бы нет, обычно она опущена.

Тереза смотрела на недопитый бурбон, отгоняя от себя подозрение, что это он всему виной. И тут же вместе с мыслями об алкоголе появились первые, почти еще незаметные признаки надвигающейся мигрени. Алкоголь был ее врагом: когда она пила, то не могла принимать таблетки. Могла, конечно же, но это было опасно.

Она снова села на табурет, чувствуя себя совершенно пьяной, чувствуя себя как тупоголовый пьяница, который напился до галлюцинаций и вот-вот наблюет на пол.

Жалкая, совсем убитая, она через силу сдержала подступавшую тошноту и так и сидела за стойкой, когда вернулся Ник. Он принес два ящика пива, один на другом, и сгрузил их на пол.

— Как вы там, миссис Саймонс, о'кей? — спросил Ник.

— Тереза, называйте меня Тереза. О'кей я или не о'кей? Да нет, пожалуй что нет. Не называйте меня миссис Саймонс.

— Вам что-нибудь подать, Тереза?

— Только не новый бурбон. Нельзя пить на пустой желудок. Видите, что потом получается. — Пытаясь описать свое состояние, она неопределенно помотала в воздухе рукой.

— Может, приготовить вам кофе?

— Нет, скоро я и так приду в себя. И виски я больше не хочу. Допью, что налито, и все.

Впрочем, ей и допивать-то не хотелось, она просто сидела и смотрела на полупустой стакан, а Ник тем временем забивал пивом полки холодильника.